Жили старик со старухой. Жили-горевали, с хлеба на квас перебивались. С весны до осени беду бедовали: лебедой да ягодами кормились.
Как-то раздобыл старик лукошко пшеницы и говорит:
— Все люди сеют да пашут, посеем и мы — будет у нас осенью свой хлеб.
Посеяли. Уродилась пшеница на славу. Старик со старухой не нарадуются, ходят каждый день, пшеницей любуются: пшеница стеной стоит, колос колоса тяжелее. Соседи завидуют:
— Эдакого урожая век не видано!
Приспело время хлеб убирать. Старик серпы наточил:
— Завтра, старуха, пойдём пшеницу жать!
В ту пору поднялся сильный ветер, налетела чёрная туча и выпал на старикову делянку крупный град. Тем градом выбило всю пшеницу, ни одного колоска не осталось.
Закручинился старик, голову повесил, а старуха ругается:
— Всю жизнь я с тобой, с бесталанным, горе горевала. Ни в чём тебе удачи нет. В кон-то веки разжились семенами да вырастили пшеницу — и тут лихо пристигло, стряслась беда. На иных полосах колоса не попортило, а у нас и зерна не осталось.
Утешает старик:
— Не плачь, старуха, не горюй, слезами да руганью убытков не воротишь. Тучу ветер пригнал, станем управу искать — пусть ветер и убытки возместит.
Ещё пуще старуха заругалась:
— Совсем ума лишился, мелет языком, чего слыхом не слыхано. Ищи-ка теперь ветра в поле! А старик своё твердит:
— Пойду с ветра спрашивать: ветер виноват — ветер и в ответе.
Обулся, оделся, взял в руки батожок и тронулся в путь-дорогу.
Шёл он долго ли, коротко ли, близко ли, далёко ли и добрался до высокой горы. Возле горы стоит большая изба. В избе четыре крыльца: одно выходит на восход солнца, другое — на полдень, третье — на запад, а четвёртое крыльцо — на полночь.
В ту пору загремели вёдра, спустилась по воду к реке старуха, старая-престарая — чуть только на ногах держится. Зачерпнула воды.
Поздоровался старик:
— Здравствуй, бабушка! Дай-ка подсоблю тебе воду донести.
— Здорово, добрый человек! Спасибо на приветливом слове. Проходи в избу, отдохни с дороги, а с вёдрами я и сама управлюсь: я ещё могутная.
Поднялись на крыльцо, вошли в избу. Старуха стол накрыла, гостя накормила, напоила, на печь уложила и стала выспрашивать:
— Куда, добрый человек, идёшь, куда путь держишь? По своей ли воле к нам попал или неволя-нужда привела?
— Ох, бабушка, не знаешь ты моей беды. Вырастили мы со старухой пшеничку, да пригнал ветер тучу с градом, и выбило всё начисто — зёрнышка не осталось. Нечем нам жить, хоть ложись да помирай. И вот пошёл я по белу свету управы искать.
— Ну, коли так — дело поправимое. Я ведь мать всех четырёх ветров, и сыновья из моей воли не вышли. По всему видать, обидел тебя озорник Полуночник, мой меньшой сын, горазд он на такие дела. Повремени немного: воротятся сыновья домой, заставлю виноватого тебе убытки воротить.
Через малое время послышался шум с восточной стороны, распахнулись двери с восточного крыльца — прилетел Восточный ветер. Вслед за тем пахнуло теплом с полуденной стороны — и слетел в избу с полуденного крыльца ласковый Полуденный ветер. И в ту же минуту из тех дверей, что на закат солнца выходят, явился Западный ветер. Как вдруг загремело, зашумело кругом, изба заходила ходуном — и с хохотом да с присвистом ворвался в избу с полуночной стороны Полуночник-ветер.
— Ох, и задал я сегодня страху судам на море! Наигрался, натешился, есть хочу!
Старуха тем временем на стол накрыла, накормила, напоила сыновей и говорит:
— Ну, кто из вас, сынки, недавно беду натворил?
Позвала старика:
— Ступай, говори, не бойся ничего! Старик спустился с печи и рассказал всё, как дело было. Присмирел Полуночник, голову опустил.
— Видно, ты, Полуночник, виноват,- сказала мать,- тебе и ответ держать.
— Ничего, мама,- Полуночник головой тряхнул,- всё дело поправится! А ты, гость дорогой, смел да напорист — эдаких я люблю. Коли не побоялся на меня управу искать да всю правду в лицо сказать, будь мне названым братом, а о потере не печалься.
Достал из-за пазухи свёрток, подал старику:
— Вот тебе скатерть-самобранка — всегда будешь сыт. Только скажи: “Попить, поесть!” — разверни скатерть — и ешь, пей, чего только душа пожелает. Только, чур, уговор: пойдёшь домой — на постоялый двор не заходи.
Старик поблагодарил своего названого брата да мать четырех ветров за ласковый прием, за угощение да за подарок и отправился в обратный путь.
Шёл, шёл, шёл и так крепко притомился, совсем из сил выбился, сам думает:
“Придётся переночевать, сегодня домой всё равно не попасть. Чего это Полуночник не велел мне на постоялый двор заходить? Ведь не в поле мне ночевать! Хлеб свой — хоть у попа стой”.
И зашёл на постоялый двор. Сел у стола, отдыхает, хозяин спрашивает:
— Может, поужинать собрать? Заказывай!
— Ничего мне покупного не надо, всё у меня своё есть.
С теми словами достал из-за пазухи скатерть, развернул и говорит:
— Попить, поесть!
Батюшки-светы, откуда что взялось: наставились кушанья разные, меда душистые, закуски, заедки всякие — стол ломится! Пей, ешь — душа мера!
Хозяин остолбенел, глядит во все глаза, слова вымолвить не может. Эдакого дива век не видал.
И старик рад-радёхонек:
— Будет теперь нам со старухой чего пить, есть, будет чем и добрых людей употчевать. И на радости зовёт хозяина:
— Садись со мной ужинать и своих всех, кто у тебя есть, зови — угощенья на всех достанет.
Хозяин кликнул жену да ребят, и подсели все к старику за стол. Сидят угощаются.
Тут хозяину и запала дума:
“Вот бы эта скатерть мне пригодилась!”
После ужина старик повалился на лавку и крепко уснул. Хозяин подменил скатерть-самобранку точь-в-точь такой же по виду простой скатертью.
На другое утро старик пробудился ни свет ни заря и скорым-скоро пошёл домой.
Старуха встретила его бранью:
— Где тебя только леший носит? Дома ни зерна хлеба, ни полена дров нету, а ему и горя мало!
— Молчи, старуха! Садись за стол, угощайся, чего только твоя душа пожелает, пей, ешь вволю! Усадил старуху за стол, развернул скатерть:
— Попить, поесть! Что такое? Нет ничего…
Старик ещё раз скатерть тряхнул, развернул, рукой прихлопнул:
— Попить, поесть! Опять ничего.
Старуха не вытерпела, вскочила, схватила сковородник:
— Ох ты, пустомеля, шутки шутить да насмехаться вздумал! — И раз, раз сковородником: — На вот, на тебе, постылый!
Насилу вырвался старик из избы — да наутёк.
Остановился за околицей:
— Тут что-нибудь да не так. Видно, Полуночник обманул меня. Ну, да не на того напал! Теперь мне дорога знакомая.
И пошёл к матери четырёх ветров.
Много ли, мало ли, долго ли, коротко ли шёл и пришёл к высокой горе, к большой избе с четырьмя крыльцами. Вечером дело было. Как раз братья-ветры со всех четырёх сторон домой торопились. Подхватили гостя и снесли в избу.
Поздоровался старик с матерью четырёх ветров да с братьями-ветрами и говорит Полуночнику:
— Не по-братски ты, названый брат, поступаешь. Твоя скатерть-самобранка всего один раз меня накормила, напоила, да на том дело и кончилось. Гоже ли так надо мной насмехаться?
— Погоди, погоди, — говорит Полуночник. — Заходил ты на постоялый двор?
— Заходил.
— Ну, вот сам себя во всём и вини, коли меня не послушался.- Достал кошелёк из-за пазухи. — Возьми этот кошелёк и ступай. Никогда у тебя ни в чём нужды не будет. Что понадобится, потряси кошелёк — и сколько надо денег, столько и натрясёшь. Да смотри, помни моё слово: никуда дорогой не заходи.
Гостя накормили, напоили, и отправился он домой. Скоро сказка сказывается, а ещё того пуще старик домой торопится.
Шёл да шёл и дошёл до того самого постоялого двора, где раньше останавливался.
“Совсем я отощал, да и ноги больше не гнутся, всё равно до дому сегодня не дойти. Зайду переночую”.
Зашёл, поздоровался. Хозяин постоялого двора узнал старика, ласково поздоровался, встретил, как родного:
— Садись, отдыхай, добрый человек. Коли не побрезгуешь нашим угощением, заказывай попить-поесть с дороги.
“Дай попробую, чем меня наградил Полуночник!”
Велел подать ужин, да и зовёт:
— Садись, хозяин, и своих всех зови, да что есть у тебя в печи, всё на стол мечи! За всё рассчитаюсь, в убытке не останешься.
Хозяин засуетился, наносил разных кушаньев да всяких напитков, позвал жену да детей, и все стали угощаться.
Пьют, едят, а хозяину не терпится узнать, какая у старика диковинка есть. Всё новых и новых кушаньев требует, а чем станет рассчитываться?
Терпел, терпел и говорит:
— Ну, добрый человек, спасибо за угощенье, пора отдыхать. Завтра ведь рано, чай, пойдёшь — рассчитаемся за всё сегодня.
Старик достал из-за пазухи кошелёк-самотряс. Тряхнул раз, другой — и посыпалось серебро да золото. Натряс, насыпал полное блюдо денег.
— Бери, хозяин, всё твоё — у меня этого добра хватит!
А сиделец уставился на старика, сидит, молчит. Потом схватил блюдо и ну деньги руками перебирать: деньги правильные, золото да серебро настоящее.
— Вот это диковина!
Повалился гость спать и уснул крепким непробудным сном. Спит, беды над собой не чует, а беда-невзгода тут как тут.
Разыскал хозяин постоялого двора такой же кошелёк и подменил стариков кошелёк-самотряс. Поутру рано вскочил старик и пошёл домой.
Дома только успел через порог переступить, выхватил из-за пазухи кошелёк, показывает:
— Не бранись, старуха, на этот раз без обмана. Подай скорее лукошко, денег натрясу, и ступай на базар, покупай чего надо.
Поглядела старуха недоверчиво. Принесла лукошко, ждёт, чего будет?
Тряхнул старик кошельком раз и другой, выпала старая медная пуговица — и больше ничего нет. Снова стал трясти кошелёк. Тряс, тряс — всё без толку.
Тут старуха давай старика потчевать тем, что под рукой было.
Бьёт, а сама плачет, бранится:
— Ох ты, пустозвон, пустомеля, загубил меня, горемычную! Всю жизнь с тобой промаялась, хорошего дня не видала, а на старости лет и совсем рехнулся, день ото дня глупее становится.
Била, покуда лукошко не рассыпалось, потом кинулась за кочергой. А старик — дай бог ноги — выскочил из избы и бежал до тех пор, покуда деревня из глаз не скрылась. Остановился: “Ну куда теперь податься? Старуха бранится да дерётся, а мне после таких обманов и на глаза ей показаться нельзя. Покуда управы не найду, домой не ворочусь. Уж не подменил ли хозяин постоялого двора мои диковинки? Либо ветер Полуночник насмехается? Пойду к своему названому брату: хозяин постоялого двора, коли и подменил скатерть да кошелёк, всё равно не признается”.
Третий раз пошёл старик к высокой горе.
Ветер Полуночник дома был. Вышел он из избы и неприветливо встретил старика:
— Я всё про тебя знаю. Опять меня не послушался, пеняй теперь на себя! На вот тебе эту суму и живи своим умом. Пристигнет нужда — встряхни суму да скажи только: “Сума, дай ума!”-и увидишь, что будет. А теперь прощай!
Ничего больше не сказал Полуночник, засвистал, загикал, взвился под облака и улетел за тридевять земель, за тридевять морей.
Надел старик суму и поплёлся обратно. Идёт и думает: “Хорошо бы поесть-попить!” И снял суму с плеч да крикнул:
— Сума, дай ума!
В ту же минуту выскочили из сумы два молодца с дубинками и принялись старика бить-колотить. И до тех пор били, покуда он не догадался крикнуть:
— Двое, в суму! Молодцы тотчас скрылись.
Сперва старик опешил, а потом понял, зачем Полуночник наградил его этой диковинкой…
— Видно, не Полуночник, а хозяин постоялого двора подменил скатерть и кошелёк. Ну, теперь знаю, что надо делать!
Идёт знакомой дорогой, усмехается: “Подменить-то ты подменишь, сиделец, и ума попросишь на свою беду!”
Дошёл до постоялого двора, а хозяин увидал его в окошко, выскочил на крыльцо:
— Заходи, заходи, гость дорогой!
Привёл старика в горницу и вьюном вьётся:
— Кафтан вот сюда повесим, а батожок в этот угол поставим.- Пододвинул скамейку к печке: — Садись, грейся, а я велю на стол собирать, сегодня мой черёд тебя угощать.
Суетится, кричит:
— Жена, жена, радость-то у нас какая! Поди сюда!
Выбежала хозяйка, ласково, приветливо поздоровалась.
А хозяин шумит, не унимается:
— Живо на стол собирай. Ставь самые лучшие кушанья, да не жалей, побольше давай!
“Не иначе как к суме подбирается”,- усмехается про себя старик.
Стол накрыли, всякой снеди наставили. Старика усадили на самое почётное место:
— Ешь, гость любезный, да сказывай, где побывал, чего повидал. Мы домоседы — нигде не бываем, ничего не знаем. Что на белом свете творится?
Старик угощается да беседу ведёт, а хозяин от сумы глаз отвести не может.
— Отведай вот этого ещё, не обижай отказом. Кланяйся, жена, потчуй гостя дорогого!
А старик ест, не отказывается.
Пировали, столовали, не утерпел хозяин и спрашивает:
— Скажи, гостенёк любезный, что у тебя в этой вот суме — поди, опять какая-нибудь диковина? Старик отвечает:
— Это не простая сума, а из чудес чудо. Встряхнёшь её да скажешь: “Сума, дай ума!” — тотчас выскочат чародеи и всё, что только пожелаешь, сделают для тебя. Вот она, какая сума!
Слушает хозяин старика, умильно на него поглядывает, а сам думает: “Ну, не я буду, коли этой сумой не завладею!”
Поужинали, отвели гостя в дальний покой, уложили на мягкую перину:
— Спи, отдыхай!
А хозяину не спится. Добыл он точь-в-точь такую же по виду суму и, как уснули все в доме, пробрался в гостев покой, повесил на гвоздь свою суму, а старикову унёс в свою горницу.
Разбудил жену:
— Погляди, что я принёс. Теперь все мои желания исполнятся. Перво-наперво пусть чародеи поставят нам дворец краше царского да имение большое дадут, и станем мы жить боярами в большом почёте.
И тут же не удержался, встряхнул суму:
— Сума, дай ума!
Выскочили два молодца с дубинками и принялись хозяина с хозяйкой потчевать, только дубинки посвистывают. Сиделец с женой кричать боятся, а молодцы из сумы знай бьют, колотят.
Невмочь стало терпеть, просит хозяин, умоляет:
— Смилуйтесь, добрые молодцы, пощадите нас! Пригоршни денег насыплю!
А двое из сумы на то не взирают, молотят хозяина с хозяйкой, будто горох на току.
В голос заплакала хозяйка. И хозяину невтерпёж, закричал благим матом:
— Караул! Ратуйте!
Старик услышал крик, лежит, посмеивается. А хозяин безутешно кричит, надрывается:
— Караул! Убивают! Ратуйте!
Помедлил старик малое время: “Ну, теперь пора идти, а то забьют вора насмерть”.
Пришёл, а хозяин с женой уж в лёжку лежат, ойкают. Взмолились гостю:
— Уйми, добрый человек, своих драчунов, не оставь сиротать наших детушек!
— Отдайте мою скатерть-самобранку да кошелёк-самотряс, тогда выручу из беды.
— Что ты, кормилец, где я возьму скатерть-самобранку да кошелёк-самотряс? Век у меня таких диковин не было!
— А как к тебе моя сума попала? Слушай, хозяин, не отдашь скатерти да кошелька, забьют тебя молодцы из сумы насмерть. Больше я и слова не скажу.
Тут хозяйке совсем невмоготу стало, залилась слезами:
— Да повинись ты, муженёк, своя жизнь дороже скатерти да кошелька, пропади они пропадом!
И хозяину невтерпёж побои выносить:
— Уйми молодцов, а я тебе верну и скатерть-самобранку и кошелёк-самотряс, да ещё и лошадь с санями впридачу дам, только не губи нас!
Старик только того и ждал. Крикнул:
— Двое, в суму!
Скрылись молодцы с дубинками, а хозяин с женой лежат да стонут:
— Ох, тошнёшенько, косточки целой не оставили, совсем изувечили! Кто нас кормить-поить станет? Хоть бы ты, добрый человек, пожалел нас — дал нам скатерть-самобранку либо кошелёк-самотряс!
Рассердился старик:
— Мало вас поучили, видно! Живо подавайте скатерть да кошелёк, а то кликну молодцов из сумы, и пеняйте тогда на себя.
Тут хозяин медлить не стал, вынул из сундука скатерть да кошелёк:
— Бери, бери, нам твоего не надо.
Старик встряхнул скатерть, развернул и молвил
— Попить, поесть!
В ту же минуту появились разные кушанья, свернул скатерть, спрятал за пазуху:
— Моя!
Тряхнул раз, другой кошельком — посыпалось серебро да золото:
— И кошелёк мой!
Спрятал кошелёк, взял суму:
— Запрягай, хозяин, коня, мне ехать пора.
Хозяин велел работнику коня запрячь и вышел во двор гостя проводить, а сам всё охает да стонет. Старик сел в сани:
— Ну, прощай, хозяин! Урока не забывай и помни: коли услышу, что на чужое добро заришься, худо тебе будет.
И уехал. Едет да посмеивается:
“Теперь надо бы старуху поучить немного, а то совсем от рук отбилась, поедом ест”.
Подкатил к дому:
— Тпррру!
Выбежала старуха на крыльцо, увидала старика, зашлась в ругани:
— Всю осень до зимы прошатался неведомо где. А теперь явился! Кто для тебя хлеб припас?
— Погоди, старуха, поди в избу. не мёрзни! Зашли в избу, старуха не унимается, бранится. Тут старик встряхнул суму да как крикнет:
— Сума, дай старухе ума!
Выскочили молодцы с дубинками: кого надо уму-разуму поучить?
Испугалась старуха:
— Ох, старичок, не тронь меня, пожалей! Век тебе слова поперёк не скажу!
— Ну вот, давно бы так,- сказал старик. И крикнул: — Молодцы, в суму!
Скрылись молодцы с дубинками, а старик встряхнул, развернул скатерть и говорит:
— Попить, поесть!
И откуда что взялось: наставилось на стол разных кушаньев да напитков всяких.
Глядит старуха и глазам не верит — век эдакого чуда не видала.
А старик зовёт:
— Садись, ешь, чего только душа пожелает! Это всё теперь наше.
Напоил, накормил старуху, потом взял в руки кошелёк-самотряс:
— Гляди!
Встряхнул кошельком раз, другой — и посыпалось серебро да золото, золото да серебро.
— И это всё наше.
Обрадовалась старуха. Старик рассказал, как эти диковинки достал, и как хозяин постоялого двора два раза его обкрадывал, и как он заставил вора отдать ему скатерть-самобранку и кошелёк-самотряс.
— Ну ничего, старичок, что было, то прошло, пусть быльём порастёт, а у нас с тобой теперь всего вдоволь: и самим есть что попить-поесть, и добрых людей употчевать хватит.
Стали с тех пор старик да старуха жить да быть припеваючи. И кто из соседей в беду попадёт, всем старики помощь оказывают. И ото всех им почёт да уважение.
В ту пору воротился откуда-то из-за моря барин-помещик. Прослышал он, что старик со старухой живут в большом достатке, велел позвать к себе. Пришёл старик. Барин спрашивает:
— Был ты, как помню, самый что ни есть последний бедняк, а теперь богатым хозяином стал. Сказывай без утайки, откуда что взялось?
Рассказал старик всё начистоту, а барин ему:
— Ни в жизнь не поверю в эти россказни, покуда своими глазами твоих диковинок не увижу.
— Так за чем дело стало! — старик говорит.- Пожалуй сам ко мне, и я покажу тебе и скатерть-самобранку и кошелёк-самотряс.
Барин приказал тройку лошадей заложить в карету. Сел и старика посадил с кучером на козлы.
— Пошёл! А ты, мужик, показывай дорогу. Приехали. Привёл старик барина в горницу, усадил в красный угол. Старуха принесла скатерть-самобранку:
— Гляди, барин!
Старик встряхнул скатерть, развернул и молвил:
— Попить, поесть!
Уставился стол всякими кушаньями да разносолами.
— Отведай, сударь, нашего хлеба-соли, буде не побрезгуешь,- потчуют старик со старухой.
Барин того попробовал да другого — приятно, вкусно, лучше не надо. Напился, наелся до отвала.
— Ну, про скатерть-самобранку ты говорил правду, покажи теперь кошелёк-самотряс!
Принёс старик кошелёк. Раз, другой тряхнул — и посыпалось серебро да золото, золото да серебро. У барина глаза разгорелись. Глядит на деньги — не наглядится. Потом говорит:
— И про кошелёк-самотряс твоя правда. А теперь слушай мою правду: живо заверни скатерть-самобранку да кошелёк-самотряс в новую чистую холстину и неси за мной в карету.
— Смилуйся, сударь! — просят старик со старухой.- Как же так? Ведь эти диковины ветер Полуночник дал нам, а не тебе. Барин ногой топнул:
— Молчать! А не то прикажу на конюшню отвести, всыпать по сотне розог, сразу умнее станете. Ваше ли холопское дело мне перечить? Вы оба мои, и всё, что есть у вас, тоже моё. Поняли?
— Как не понять! — говорит старик.- Всё как есть поняли.
— А поняли, так поторопитесь — я ждать не стану!
— Принеси, старуха, мою новую суму, не видишь, барин торопится. Извини, ваша милость, не случилось у нас дома новой холстины.
Старуха принесла суму, а барин торопит:
— Поскорее укладывайте!
— Сейчас, сейчас, барин!
Старик встряхнул суму и крикнул:
— Сума, дай ума!
Выскочили молодцы с дубинками.
— Дайте ума барину, чтобы навек запомнил, не зарился на чужое.
Принялись молодцы барина дубинками охаживать. Он сперва отмахивался да ругался, потом закричал:
— Эй, кучер, ступай на выручку!
Кучер прибежал. Раз, другой попало и ему дубинкой, и он боком, боком — да и прочь из горницы.
А молодцы из сумы бьют барина, колотят, только дубинки посвистывают.
— Смотри, мужик,- закричал барин,- выпусти меня, покуда насмерть не забили! Ведь тебе придётся в ответе быть!
— Обо мне, барин, не печалься,- старик отвечает,- мне всё едино: семь бед — один ответ, а без тебя хоть людям полегче будет!
Тут барин на колени упал:
— Отпусти живого! Зарок даю: никогда на чужое добро зариться не стану!
— Не из того теста ты слеплен, чтобы на чужое не зариться. Вот буде напишешь нам, всем твоим мужикам, вольную да откажешься от именья и уедешь отсюда, так и быть — живым оставлю, а не то тебе одна дорога — на погост.
А молодцы знай бьют, колотят, своё дело правят.
Не утерпел — закричал барин:
— Ох, ох, я на всё согласен! Давай скорее перо, чернила и бумагу, всё, как ты говоришь, напишу, только отпусти живого!
Принёс старик перо, чернила да бумагу и велел молодцам из сумы обождать. Барин написал всем своим мужикам вольную и имение отписал крестьянам. Тут старик крикнул:
— Двое, в суму!
Скрылись молодцы, а барин насилу поплёлся из избы и говорит:
— Завтра уеду, а ты, мужичок, никому не говори, что меня тут побили.
На другой день барин и правда уехал. Ведь что написано пером, того не вырубишь топором.
А мужики землю разделили и стали жить-поживать да старика хвалить. И по сей день живут, поживают, никакой беды не знают и год от году всё лучше да богаче, а про барина-помещика только в сказках рассказывают.
Тут и сказке конец, а кто слушал — молодец.
